РЕКЛАМА:

Аркадий Гайдар - Советский писатель

Осенью 1932 года Аркадий Гайдар решил поселиться в Москве. Его книги уже выходили в столичных издательствах. Поначалу не было жилья, денег, но от книги к книге росла слава писателя, пришел успех.

Вот как он описывает свои первые впечатления от пребывания в Москве:

"28 октября 1932. Москва

Выступал по радио — о себе.

А, в общем, — сутолока, вечеринки. И оттого, что некуда мне девать себя, не к кому запросто зайти, негде даже ночевать… В сущности, у меня есть только три пары белья, вещевой мешок, полевая сумка, полушубок, папаха — и больше ничего и никого, ни дома, ни места, ни друзей.

И это в то время, когда я вовсе не бедный, и вовсе уже никак не отверженный и никому не нужный. Просто — как-то так выходит. Два месяца не притрагивался к повести «Военная тайна». Встречи, разговоры, знакомства… Ночевки — где придется. Деньги, безденежье, опять деньги.

Относятся ко мне очень хорошо, но некому обо мне позаботиться, а сам я не умею. Оттого и выходит все как-то не по-людски и бестолково.

Вчера отправили меня, наконец, в дом отдыха ОГИЗа дорабатывать повесть."

Но жизнь в Москве налаживалась, росла популярность, росли гонорары, появлялись новые друзья.

О том как жил Аркадий Гайдар в Москве, можно узнать обратившись к воспоминаниям Константина Паустовского:

В тридцатых годах мы особенно много ездили по стране, зимой же, возвратившись в Москву, жили очень дружным и веселым содружеством. Чуть не каждый день мы собирались у писателя Фраермана. Как я жалею сейчас, что не записывал тогда, хотя бы коротко, множество рассказов, услышанных на этих собраниях, множество интересных споров, схваток и смелых литературных планов. Каждый из нас считал своей святой обязанностью читать всем остальным все свои новью вещи.

Очевидно по примеру пушкинского "Арзамаса", Аркадий Гайдар прозвал эти встречи у Фраермана "Конотопами".

Раз в месяц устраивался "Большой Конотоп". На него собиралось человек двадцать писателей. Каждую неделю бывал "Средний Конотоп" и, наконец, каждый вечер "Малый Конотоп". Его состав был почти неизменным. На нем бывали, кроме хозяина дома Фраермана, Аркадий Гайдар, Александр Роскин, Миша Лоскутов, Семен Гехт, я, редактор журнала "Наши достижения" Василий Бобрышев, Иван Халтурин, редактор журнала "Пионер" Боб Ивантер.

На "Конотопе" я услышал множество песенок и стихов, сочиненных Гайдаром. Он их никогда не записывал. Теперь почти все эти шутливые стихи забыты. Я помню одно, где Гайдар в очень трогательных тонак предавался размышлениям о своей будущей смерти:

Конотопские женщины свяжут На могилу душистый венок Конотопские девушки скажут. "Отчего это вмер паренек'"

Стихи кончались жалобным криком:

Ах, давайте машину скорее! Ах, везите меня в "Конотоп"!

Сюжеты, темы, выдумки и наблюдения бродили в нас, как молодое вино.

Стоило сойтись за банкой свинобобовых консервов и кружкой чая Гайдару, Фраерману и Роскину, как тотчас же возникало поразительное соревнование эпиграмм, рассказов, неожиданных мыслей, поражавших своей щедростью и свежестью. Смех порой не затихал до утра. Литературные планы возникали внезапно, тотчас обсуждались, приобретали порой фантастические очертания, но почти всегда выполнялись.

Тогда уже все мы вошли в широкое русло литературной жизни, уже выпускали книги, но жили все так же, по-студенчески, и временами Гайдар или Роскин, или я гораздо сильнее, чем своими напечатанными рассказами, гордились тем, что нам удалось незаметно, не разбудив бабушку Фраермана, вытащить ночью из буфета последнюю припрятанную ею банку консервов и съесть их с невероятной быстротой. Это было, конечно, своего рода игрой, так как бабушка - человек неслыханной доброты - только делала вид, что ничего не замечает.

То были шумные и веселые сборища, но никто из нас не мог бы допустить и мысли, что они возможны без бабушки,- она вносила в них ласковость, теплоту и порой рассказывала удивительные истории из своей жизни, прошедшей в степях Казахстана, на Амуре и во Владивостоке.

Гайдар всегда приходил с новыми шутливыми стихами. Однажды он написал длинную поэму обо всех юношеских писателях и редакторах Детского издательства. Поэма эта затерялась, забылась, но я помню веселые строки, посвященные Фраерману:

В небесах над всей вселенной, Вечной жалостью томим Зрит небритый, вдохновенный, Всепрощающий Рувим..

Это была дружная семья - Гайдар, Роскин, Фраерман, Лоскутов. Их связывала и литература, и жизнь, и подлинная дружба, и общее веселье.

Это было содружество людей, преданных без страха и упрека своему писательскому делу. В общении выковывалась общность взглядов, шло непрерывное формирование характеров, как будто сложившихся, но всегда юных. И в годы испытаний, в годы войны все, кто входил в эту писательскую семью своим мужеством, а иные и героической смертью доказали силу своего духа.

Или еще Паустовский вспоминал, как однажды он сидел дома, вдруг стук в дверь. На пороге незнакомый человек: "Здравствуйте, я официант из такого-то ресторана, принес вам восемь порций пожарских котлет и записку". Записка от Гайдара: срочно одолжи столько-то рублей. Паустовский берет котлеты, передает конверт с деньгами. Наутро встречаются. Паустовский: "Слушай, я понимаю, что у тебя в ресторане денег не хватило, но зачем мне восемь порций пожарских котлет?" Гайдар: "А как ты это себе представляешь - что я официанту скажу: у меня денег не хватает?" Вот и придумал повод.

Вот таким замечательным и веселым человеком открывается нам Гайдар в воспоминаниях Паустовского.

Немножко с другой стороны мы узнаем Аркадия Гайдара читая воспоминания его сына Тимура Гайдара:

"Он всегда грустил о том, что из-за ранения и контузии ему пришлось в 1924г расстаться с красной Армией."

"Даже зимой в Москве, если проходила внизу по улице с оркестром часть Красной Армии, отец рывком распахивал заклеенное окно, вслушивался в чёткий – раз-два, раз-два – ритм строя, и лицо у него становилось задумчивым» «Он носил сапоги гимнастерку, широкий ремень. Зимой – шинель и папаху. Я никогда не видел отца в пиджаке, и точно могу сказать, что за всю жизнь у него не было не одного галстука"

"После Кунцева жили мы в Москве на Ордынке, в крошечной комнатке, где стояли впритык кровать, кушетка, шкаф и тумбочка, заменявшая обеденный и письменный стол.

Однажды отец подкатил к дому на извозчичьей пролётке. Вместе с извозчиком они втащили в комнату какой-то огромный, завернутый в бумагу, перевязанный шпагатом предмет. Что бы он пролез в комнату, шкаф пришлось выдворить в коридор. Меня тоже выдворили. Из комнаты доносился стук молотка. Потом отец появился на пороге, улыбающийся и очень довольный. Широким жестом пригласил: «Прошу!». В нашей комнате, занимая полстены между окном и дверью, висел огромный портрет Буденного. Копыта его коня зависали над тумбочкой, острая сабля взметнулась над изголовьем кровати.

- Салют Красной Армии – сказал Гайдар.

- Салют – согласился я, ошарашенный и смущенный. Так потом и жили под картиной, с всадником на горячем коне. Соседи начали сердиться из-за шкафа, который занимал место в коридоре, и отец отдал шкаф дворнику."

"К деньгам Аркадий Гайдар относился своеобразно. "Этак диалектически, диалектически".

Как все люди, радовался, если они есть, огорчался, когда их не хватало. Любил, чтобы сапоги были крепкие, белье чистым, гимнастерка сшита из коверкота. Чувствовал себя веселее и увереннее, когда знал, что может отправиться на вокзал и купить билет до самого дальнего города. Вопросы о мебели, даче, каких-либо других "солидных приобретениях" не возникали. Но деньги, едва появившись, начинали, как Аркадий Гайдар однажды выразился, "бунтовать в его кармане". Они требовали немедленных действий. Не мог пройти мимо инструментальных, хозяйственных лавок. Покупал сверла, стамески, усовершенствованные мясорубки и хлеборезки. Все это ему нравилось, но не требовалось. Покупки отправлялись друзьям в подарок. Легко ссужал приятелей деньгами, никогда не напоминал о возврате. Любил угостить друзей, а то и незнакомых."

В 1938 г Аркадий Гайдар приехал в Клину.Почему Аркадий Гайдар пустил корни именно в Клину — “военная тайна”, если говорить языком его произведений. Биографы писателя до сих пор не знают ответа. Снял он комнату в доме Чернышовых: глава семейства имел частную сапожную мастерскую в Клину и небольшую фабрику в Москве.

Ровно через месяц он женился на дочери Чернышова — Доре Матвеевне. У которой была дочь Женя.

Женя (приемная дочь А.Г. от Доры Матвеевны) вспоминает, как однажды папа взял ее и двух подружек погулять по Клину. И сказал, чтоб они обязательно прихватили с собой пустые ведра. Привел девочек в центр города, завязал им лентами глаза и в ведра... доверху наложил мороженого!

Свою знаменитую повесть “Тимур и его команда” Аркадий Петрович написал в Клину, в 1940 г. Правда, сначала была не книга, а сценарий к кинофильму. Его (сценарий) в номерах с продолжением печатала “Пионерская правда”. И каждый выпуск газеты обсуждался на диспуте — с участием писателей, профессиональных журналистов и, конечно же, пионеров.

Еще в Клину написаны “Чук и Гек”, “Судьба барабанщика”, “Дым в лесу”, “Комендант снежной крепости”, “Зимой 41-го” и “Клятва Тимура”.

И читая эти воспоминания близких Гайдару людей трудно представить, что всё это время Гайдара преследовала болезнь. Он много времени проводил в больницах.

Из его записей:

"1939 год, 8 апреля

Вчера выписался из больницы "Сокольники" - был туман мозга. Сегодня очень тепло, солнце.

14 февраля 1941 года

Я до первого марта в лечебнице - лечат меня инсулином. Это какой-то сильно крепкий медикамент, от которого малодушные люди теряют сознание. Я не терял ни разу."

Из письма к писателю Р. Фраерману: "Я живу в лечебнице "Сокольники". Здоровье мое хорошее. Одна беда: тревожит меня мысль - зачем я так изоврался. Казалось, нет никаких причин, оправдывающих это постоянное и мучительное вранье, с которым я разговариваю с людьми... образовалась привычка врать от начала до конца, и борьба с этой привычкой у меня идет упорная и тяжелая, но победить я ее не могу..

. Иногда хожу совсем близко от правды, иногда - вот-вот - и веселая, простая, она готова сорваться с языка, но как будто какой-то голос резко предостерегает меня - берегись! Не говори! А то пропадешь! И сразу незаметно свернешь, закружишь, рассыплешься, и долго потом рябит у самого в глазах - эк, мол, куда ты, подлец, заехал!..»

К 41 году талант и слава Гайдара достиг своего апогея. Именно в 30-х начале 40-х годы выходят самые известные произведения Гайдара: «Школа», «Дальние страны», «Военная тайна», «Дым в лесу», «Голубая чашка», «Чук и Гек», «Судьба барабанщика», в 1940 году — уже упомянутая повесть о Тимуре". И наверное можно было бы ожидать, что Гайдаром была бы написана не одна замечательная книга, но со всей страной случилась огромное несчастье – на СССР напала фашистская Германия. И Гайдар не мог остаться в стороне.

В 1941 году Аркадию Гайдару исполнилось 37 лет. В светлых легких волосах даже не угадывалась седина.

На второй день войны Аркадий Гайдар получил задание: написать киносценарий "Клятва Тимура". Срок - 15 дней. Работал над повестью в Болшеве(в 24 км от Москвы в дачном поселке на окраине города Королев, недалеко от реки Клязьма).

Вместо 15 дней, как просил Комитет по делам кинематографии, Аркадий Гайдар написал "Клятву Тимура" за 12 дней.Помимо срочности заказа, его торопило желание скорее уехать на фронт.

14 июля Союз писателей обратился в Красногвардейский райвоенкомат Москвы:

"Тов.Гайдар (Голиков) Аркадий Петрович - орденоносец, талантливый писатель, участник гражданской войны, бывший командир полка, освобожденный от военного учета по болезни, в настоящее время чувствует себя вполне здоровым и хочет быть использованным в действующей армии.

Партбюро и оборонная комиссия Союза советских писателей поддерживает просьбу т. Гайдара (Голикова) о направлении его в медицинскую комиссию на переосвидетельствование".

К этому письму и своему заявлению Аркадий Гайдар приложил сохранившиеся у него документы времен гражданской войны. Но медкомиссия в призыве на действительную военную службу отказала. Однако Аркадий Гайдар, предчувствуя такой поворот дела, уже подготовил запасной вариант. Он знал, что все равно, любыми путями должен быть на фронте.

Сразу после возвращения из Болшева отправился в редакцию газеты "Комсомольская правда". Борис Сергеевич Бурков, бывший тогда заместителем редактора этой газеты, рассказывал потом, что Гайдар пришел озабоченным, признался, что опасается отрицательного заключения медкомиссии. Просил помочь отправиться в действующую армию.

"- Мы обрадовались, решив, что он будет очень нужен газете в качестве военного корреспондента. Договорились, что редакция через ЦК комсомола обратится в ГлавПур РККА. Уехал от нас Гайдар в хорошем настроении".

18 июля он получил пропуск Генштаба РККА в действующую армию.

Через день Аркадий Гайдар уехал на Юго-Западный фронт в качестве корреспондента "Комсомольской правды". В военной форме, но с пластмассовыми пуговичками на гимнастерке. Штатским.

Судьба сделала круг. Или, точнее, виток спирали.

Он ехал в город, где в 1919 году стал командиром, под стенами которого получил боевое крещение.